Никто, конечно, этого тогда не знал, но и без того выступление повергло аудиторию в шок. Уже первая фраза насторожила. «Мы провели съезд партии, — сказал Сталин, — он прошел хорошо, и может показаться, что у нас существует полное единство. Однако у нас нет такого единства». По свидетельству очевидца, писателя Константина Симонова, Сталин говорил без бумажки, внимательно, цепко и как-то тяжело вглядываясь в зал. Сам Симонов, кандидат в члены ЦК, признает, что до конца не понимал, что происходит, только чувствовал в словах вождя не лишенную трагической подоплеки тревогу. Вскоре Сталин стал раскрывать скобки. «Есть несогласие с нашими решениями, зачем мы расширили состав ЦК. Но разве не ясно, что мы — старики, все перемрем, и нужно подумать, кому вручить эстафету». Дальше, больше. «Мы освободили от обязанностей министров Молотова, Кагановича, Ворошилова и других. работа министра — мужицкая работа, она требует конкретных знаний и здоровья». Зал впал в оцепенение. Ближайшие верные соратники Хозяина на поверку не обладают ни силами, ни знаниями...
Тут Сталин начал, буквально, «клеймить» Вячеслава Михайловича Молотова. Оказывается. он дал согласие на издание у нас в стране иностранных буржуазных газет и журналов, а еще предложил сделать Крым еврейской автономией. А жена Молотова, Полина Жемчужина, разоблачена как сионистский шпион. Но «какая-то невидимая нить соединяет Политбюро с супругой Молотова и ее друзьями — Голдой Меир и прочими сотрудниками посольства США». Потом убийственной персональной критике подверглись Маленков и Микоян. В общем, у всех сидевших в Президиуме — по словам Симонова, были «окаменевшие. неподвижные лица...» Но самый большой удар по нервам Сталин нанес в конце. «Я прошу освободить меня от должности Генерального секретаря ЦК». Нет, нельзя — закричали в зале. Маленков, может быть, почувствовавший, что это все-таки проверка на верность — вскочил с места: «Товарищи, мы должны единодушно просить нашего вождя и учителя быть и впредь во главе». Его слова утонули в буре аплодисментов, но Сталин был непреклонен. «На Пленуме не нужны аплодисменты. Нужно решать вопросы без эмоций. Прошу освободить меня заодно и от обязанностей Председателя Совета Министров. Я уже стар. бумажек не читаю. Так что изберите себе другого секретаря».
Вот, что это было? Игра в кошки-мышки? Или, действительно, проверка? Но не на верноподданство, а, наоборот, на самостоятельность и ответственность со стороны тех самых — новых молодых партийных назначенцев, членов Президиума ЦК из поколения Суслова, Косыгина, Брежнева. Никто уже наверняка об этом не узнает. Это выступление Сталина, конечно же, опубликовано не было, потом выяснится, что и стенограммы Пленума не сохранилось. Так что судить приходится по субъективным свидетельствам очевидцев, того же Константина Симонова.
